Хитрая баба

Хитрая баба (вариант сказки 2)

 

Жил-был мужик, была у него молодая да пригожая жена. Полюбилась она попу и дьякону и дьячку.

— Что, Марьюшка, — спрашивает поп, — нельзя ли этого?

— Приходи, батюшко, вечером, как только стемнеет.

Стал просить дьякон, она сказала ему:

— Приходите, отец дьякон, как совсем ночь наступит.

А дьячку велела приходить около полуночи. Мужик сговорился с женой, ушел из дому, набрал мешков, будто хочет к город идти на базар.

Пришёл к бабе поп, и только разделся, раздался стук — мужик воротился. Поп спрятался в короб на самый низ.

Потом пришёл дьякон, туда же попал и лёг на попа; за ним дьячок, поверх всех улёгся. Мужик кричит:

— Подай, жена, ружьё! Хочу стрелять, да напиши мелом цель вот на этом коробе.

Пишет баба цель; поп шепчет ей:

— Пиши повыше!

А дьячок:

— Пиши пониже.

Попугал их, попугал мужик и велел жене выпускать на волю, а сам стал с дубинкой у порога и давай потчевать.

Дьячок и дьякон ушли, а поп спрятался в сенях под корову. Мужик заприметил то и говорит жене:

— Жена, ступай к попадье, пусть придёт да корову купит: она давно торговала; я теперь дешево отдам.

Как услыхала попадья о корове, сейчас скочила с кровать, оделась и прибежала.

— Что, Иван, коровку-то продаёшь?

— Продаю, матушка!

— Что просишь?

— Дак сорок рублей; а коли попилить дашь — ничего не возьму!

— Ну, пили, свет!

Мужик разложил попадью в сенях, отработал её и говорит:

— А корову, матушка, я завтра пришлю вместе с телёнком.

Попадья ушла, а мужик кричит на жену:

— Давай ужинать!

— Чего тебе?

— Давай молока!

— Молока нету, телёнок всю корову высосал!

Мужик взял дубинку и давай лупить попа, а поп, как телёнок, мычит; мычал, мычал, да видит: дело-то невмоготу, выскочил и драла домой.

— Где ты был? — спрашивает попадья — ишь полуношник, всё по блядям шляешься!

А поп говорит ей:

— Молчи, мать твою так, а где корова, что ты купила?

Хитрая баба (вариант сказки 3)

 

Жил-был кузнец, у него хозяйка была чудная красавица. Жили они бедно. Раз кузнец говорит своей жене:

— Послушай, хозяйка, что нам делать? откуда денег взять? Ты хоть бы женихов к себе приманила! На тебя и богатые станут зариться. Ступай-ка по городу, не попадётся ли какой дурак! А ты смотри не плошай: коли кто на тебя попросит, ты обери с него деньги и вели приходить на ночь в кузницу, через трубу. Я сам там буду и разделаюсь как надо!

Кузнечиха нарядилась почище и пошла по городу. Попадается ей знакомый поп.

— Здравствуй, бабёнка! Что, муж твой дома?

— Нету, батюшка! Барин потребовал его к себе и целой месяц на работу, я теперича живу одна. — Ну, свет, тем лучше, что одна. Нельзя ли мне другому к тебе ночевать прийти?

— Отчего же, батюшка, можно, только дай двадцать рублей.

— Изволь, свет! На сейчас и деньги. Я вечером, после всенощной, прямо к тебе буду.

— Приходи, батюшка, только не в избу, я буду ночевать в кузнице — караулить мужнины струменты; таk ты и спустись туда потихоньку в трубу.

— Хорошо, свет!

Получила она с попа двадцать рублей и пошла дальше. Встречает её староста церковный.

— А, здравствуй, кузнечиха!

— Здравствуй, добрый человек!

— Что, муж твой дома?

— Нету, ушёл к барину работать на целой месяц, теперь одна дома живу.

— Нельзя ли с тобой, милая, хоть одну ночку переночевать?

— Отчего же! Теперь мне своя воля. Дай двадцать рублей и приходи вечером попозже. Я буду ночевать в кузнице; а как придёшь, не стучись к дверь, чтоб шуму не было, а спущайся потихоньку к трубу.

— Ладно!

Взяла она со старосты двадцать рублей и пошла дальше.

Повстречался с нею цыган.

— Гэ, здорова, пани матка!

— Здравствуй, цыган!

— А что, моя кохана, твой старик дома?

— Нету, уехал на целой месяц к барину работать. Я теперича одна живу.

— Гэ, моя коханочко! Дак я с тобой могу ночку переночевать!

— Отчего же! Приходи, цыган! Только давай двадцать рублей.

Цыган вынул деньги:

— На-на, мая коханочко! Я вечером к тебе прибегу.

— Приходи, цыган, прямо в кузницу и спустись к трубу: я там стану тебя дожидаться.

— Хорошо, моя голубка!

Воротилась домой кузнечиха и говорит:

— Ну, муженёк, придут к ночи три жениха в гости; со всех взяла по двадцати рублей.

— Ну, хозяйка, слава Богу! Я с ними сделаюсь.

Дождались вечера. Кузнец собрался и пошёл на кузницу, развёл огонь к горне, положил туда клещи и стал женихов поджидать. Вот поп отправил всенощную, схватил рясу и бегом из церкви в кузницу. Нагоняет его староста.

— Куда вы, батюшка?

— А помалчивай, свет! Согрешил перед Богом, иду к кузнечихе на ночь, и деньги вперёд отдал.

— Ах, батюшка! Ведь и я туда же иду!

— Ничего, свет! Пойдём вдвоем, ещё веселее будет.

Стали подходить к кузнице, нагнал их цыган.

— Гэ, куда вы, отцы духовные?

— Помалчивай, цыган, мы идём к одной бабе на ночь — вот в эту кузницу.

— Ага, батеньки, я и сам к ней бегу!

— Ну, пойдём с нами.

Пришли все трое.

— Ну, кому теперича вперёд в трубу лезть?

Поп говорит:

— Мне, свет! Я ведь постарше вас.

— Ну, полезай, батюшка.

Поп снял с себя рясу и скинул долой сапоги и портки. Староста с цыганом взяли и зацепили его верёвками под руки и хотят спущать в трубу. Поп говорит им:

— Как только, братцы, я сделаю своё дело, так и закричу: «фык!», а вы меня шмыг! И тащите назад.

Только стали опущать попа в трубу, кузнец накалил клещи покрепче и схватил батьку клещами-то за муде, закричал поп благим матом:

— Фык!

Они его шмыг и вытащили назад.

— Что, батенька, так скоро отработал? — спрашивает цыган.

— Ах, свет! Какая у неё пизда-то горячая, только дотронулся, дак словно порохом обожгло. Я ещё никогда эдакой не пробовал!

— Ну, теперича я полезу! — сказал староста.

— Полезай!

Староста разделся. Поп с цыганом подвязали его под руки и давай в трубу спущать. Кузнец взял клещи, схватил и этого жениха за муде.

Староста заорал:

— Фык!

Они его шмыг и вытащили назад.

— Ну, цыган, — говорит староста, — не жалко двадцати рублей, было за что .заплатитъ, полезай теперь ты.

— Я, батюшки, не по-вашему стану работать: покудова три раза не отваляю — не отстану от неё. Смотрите же, батеньки, не тащите меня, покуда три раза не скажу: «фык»!

— Хорошо.

Стали спущать цыгана, кузнец услыхал, что третий жених лезет в трубу, взял с горна горячие клещи, схватил цыгана прямо за муде. Цыган ко всё горло орёт:

— Фык!

Не тащут. Цыган в другой раз:

— Фык!

Не тащут. Цыган в третий раз:

— Фык! Серу вашего батька! Тут не ебут, а живого пекут! Фык!

Поп и староста шмыг и вытащили цыгана. Муде все у него облезли! Напустился цыган на батьку:

— Ты, псяча, козляча борода! Зачем не сказал, как там потчуют? Черт тебя бери, пущай бы у тебя одного яйца были поджарены. Ох, батеньки, мне-то пуще всех досталось!

— Ну, свет, ничего, когда подлая баба нас обманула, так пойдём же теперь к ней к избу, а с нею, шкурою, по-своему разделаемся.

Оделись они кое-как и потащились к кузнечихе, пришли в избу и застали её одну.

— Что ты, шельма, с нами сделала?

— Ах, миленькие! — отвечает кузнечиха, — я ведь и сама не рада, что моего мужа домой черти принесли: воротился ни с того ни с сего, да с вечера и пошёл в кузницу работать. Садитесь-ка, голубчики, я маленько поуберусь; ночь большая, вся наша будет; а муж теперь в кузнице до белого дня пробудет.

Уселись гости. Вдpуг идёт домой кузнец, притворился пьяным, стучится в дверь и ругается на жену:

— Отворяй, блядища!

Как услыхали шум да крик — гости повскакивали:

— Куда же нам теперь деваться?

Кузнечиха говорит:

— Не бойтесь, голубчики, — вас спрячу, ведь он пьяной, скоро уснёт. Ты, батюшка, скидывай поскорей с себя всю одёжу и становись голой в переднем углу: я скажу мужу, что святья¹ купила!

Поп сейчас скинул с себя долой рясу, портки, сапоги и сорочку, стал в переднем углу, словно святой, и косу и бороду распустил.

— А я куда денусь? — спрашивает староста.

— А я куда? — кричит цыган.

— А вы, голубчики, скидайте с себя одёжу догола. Тебя — говорит старосте, — я привяжу верёвкою к жерди и скажу мужу, что большой кувшин купила; а ты, цыган, полезай вот в эту кадушку с гущею; там просидишь — он тебя и не увидит!

Разделись они догола; кузнечиха прицепила старосту верёвкою к жерди, а цыган полез прямо в гущу. Отворила кузнечиха дверь мужу, он входит, ругается и кричит:

— Жена, давай ужинать!

Посмотрел, в углу стоит поп.

— А что это за черт у тебя стоит?

— Господь с тобой! Какой черт? Это святьё.

— А что за такого большого заплатила?

— Завтра узнаешь, ложись-ка спать.

Кузнец зажёг свечу, подошёл к попу, взял его за кляп и спрашивает у хозяйки:

— А это что за штука?

— Эта штука, чтоб свечку ставить

— Ну, дай-ко сейчас поставлю!

Взял свечку и ну лепить к хую. Свечка не пристаёт — всё отваливается.

— Надо этот подсвечник накалить: тогда лучше пристанет!

И стал свечкою конец поповского кляпа прижигать. Поп как пёрднет, прыгнул через стол и вон из избы, так голый и удрал!

— Ах ты, блядища,- закричал муж, — ты ведь купила не святьё, а черта, смотри, ведь он ушёл — и деньги пропали!

Потом подошёл к жерди:

— А это что висит?

— Кувшин большой для воды купила.

— Какой, черт, кувшин — это настоящая бочка! Да крепок ли он?

— Я стучала в него кулаком — хорошо звенит!

— Дай-ка я поленом попробую: не разобьётся ли?

Взял полено и со всего маху как начал дуть старосту по рёбрам. Староста только на веревке качается. Вдруг верёвка оборвалася; староста головою об пол, вскочил и убежал вон.

— Ишь, накупила! — говорит кузнец. — Дай-ка квасу напьюся.

Подошёл к кадушке и видит: цыган к гуще по горло сидит, одно рыло выставил наружу. Кузнец крестится:

— Вот до чего с тобой дожил; верно, ты эту гущу держишь в кадушке с тех пор, как замуж за меня вышла: видишь, в ней уже черти завелись!

Взял — накрыл кадушку с цыганом кружком и заколотил накрепко гвоздями. Сидит цыган голодный день и другой; а на третий день запряг кузнец телегу, встащил на неё кадушку и поехал к озеру. Приехал и остановился здесь. Скинул свои сапоги, засучил штаны, влез в воду и ходит с кнутом около (озера) берега, будто что ловит. Немного погодя едет мимо барин.

— Здорово, мужичок!

— Зачем, барин, зачем здоровкался; только охоте моей помешал.

— Какой охоте?

— А вот сейчас было взялся черт за крючок, да как услыхал твой голос и клевать не стал, назад воротился.

— Что ты врёшь?

— Чего врать-то! Я уж одного поймал и в кадушку посадил; а другого ты испугал.

— А покажь мне того, что поймал!

— Не покажу, барин.

— Вот тебе пятьдесят рублей.

— Мне дома и свои господа дадут сотню.

— Ну, бери сто рублей!

Кузнец взял сто рублей с барина, открыл кадушку: как выскочит оттуда цыган весь в гуще, да тягу и дал. . — В самом деле черт! — сказал барин и плюнул, — сколько лет на свете живу, а только в первой раз увидел черта!

Кузнец воротился домой и говорит жене:

— Ну, хозяйка, вить я продал цыгана за сто рублей; теперь надо ещё продать попову рясу, и дело ладно будет.

Надел на себя попову рясу, взял попову палку и рано утром пошёл к попову двору. Поп увидал кузнеца и думает:

— Дело-то будет плохо, коли прихожане узнают. — И стал просить кузнеца:

— Сделай милость, свет, не смеши людей!

— Что дашь? Хочешь выкупить за сто рублей?

— Ни то за сто, полтораста дам!

Кузнец отдал попу рясу и палку и взял с него полтораста рублей. Пошёл к жене и стал с нею жить да поживать маленько поисправнее².

 

Ссылки:

¹ Святьё — священные фигуры, делаемые к святкам.

² Вариант. Вместо кузнеца выведен маляр. К жене маляра забрался цыган. Муж воротился домой. Куда деваться цыгану?

— Раздевайся, — говорит хитрая баба, — наголо; я тебя поставлю в кладовую, где образа стоят.

Муж воротился и спрашивает:

Что работники много намалевали?

— Поди сам в кладовой погляди.

Пошёл маляр с женой в кладовую. Цыган стоит у стенки, распял руки, точно Христос распятый. Маляр посмотрел на него т говорит:

— Кого это они сделали? Как будто святой Аника — только хуй великой! Будто святой Афанас — только хуй прицеплен не так, как у нас. Будто святой Ониско — да хуй висит низко!

Взял свечу и давай прижигать цыгану хуй. Цыган как прянет и убежал домой. На другой день маляр увидел цыгана на улице, среди народа, подошёл и стал говорить:

— Ах, братцы! Что у меня вчера-то случилось! Стали святые бегать…

Цыган не утерпел и говорит:

— Серу твоего батька! Как будешь хуи припекать — ещё не так будут утекать!